«Колесо жизни»
«Я вспоминаю, — рассказывает Пауль Барч, — сильное разочарование, которое испытал, когда попытался поймать тонких „лолиго“ у южных Филиппин. Мне всегда говорили, что кальмары — это устаревшие реликты прошлого, негодные конкуренты морских животных наших дней».
Исследовательское судно «Альбатрос», на борту которого работал Барч, стояло на рейде в порту Джоло. Зоологи ловили на свет морских животных. Электрическую лампу, герметически запаянную в стеклянный шар опустили в чёрные волны океана. Тучи мелких рачков, червей и рыб кружились вокруг лампы, очарованные её светом.
Казалось, они исполняли мистический танец поклонения электрическому «солнцу», бессильные оторвать восхищённый взор от сияющего великолепия. Миллионы существ втягивались в крутящийся" хоровод — «колесо жизни», кто-то удачно назвал его.
Вот на освещённой сцене появились новые исполнители: косяк сардин бросился в безумной алчности ловить червей и рачков. А на окраинах «колеса» в сумерках меркнущего света сновали более крупные рыбы, хватая мелких хищников, пожиравших добычу в центре круга. Время от времени смутные очертания большой акулы вклинивались в бешеный хоровод жизни, нарушая его правильное течение.
Вдруг блестящие стрелы пронзили освещённый круг — это были удивительные существа, не похожие ни на кого. С быстротой молнии проносились они сомкнутым строем вперёд и назад, подобно гигантскому челноку, ткущему сине-чёрную пряжу волн. Во всех направлениях скользили они с равной скоростью, меняя курс резким рывком и без всякого усилия. Бросаясь стрелой к лампе, хватают щупальцами рыбу, останавливаются на мгновение, чтобы тут же задним ходом метнуться снова в бездонный мрак пучины.
Убивать, убивать, убивать! — то были кровожадные пираты. Укус в затылок — и рыба мертва. Щупальца бросают её (вертясь, опускалась она в чёрную глубину) и хватают другую, клюв прокусывает череп, а алчные руки тянутся за новой жертвой.
Часто в стремительном броске кальмары проносились над морем, и их сифоны, работая вхолостую, с шипением засасывали воздух.
Зоологи с «Альбатроса» хотели подцепить лолиго на многоякорные крючки — снасть, которой ловят кальмаров в Ньюфаундленде.
«Но филиппинские лолиго отказывались подцепляться. Они лишь бросались к нашему изобретению, следуя за ним на безопасном расстоянии: видно, считали ниже своего достоинства повиснуть на крючке. Срывали с него небольшую рыбку-наживку и благополучно удирали.
Кому-то пришла блестящая мысль бросить с бимса накидную сеть, чтобы они запутались в ней. Попытались и обнаружили, что наши кальмары обладают смышлённостью, равноценной их молниеносным движениям.
Запутались ли они? О, нет. Ни один из тысячи! Великолепные пловцы, казалось, забавлялись, проносясь стрелой через дыру в нашем неводе, и мы с наслаждением следили за этой игрой».
Через отверстие шириной в восемнадцать дюймов один за другим, подобно снарядам, выброшенным из скорострельного орудия, пролетали животные-молнии.
Время от времени косяк подходил к поверхности и останавливался. Затем погружался в глубину, появлялся вновь и выстраивался ровными рядами за внешней стороной сети, опускался ниже её и выскакивал во внутренний круг, ограждённый сетью, чтобы напасть на стаю сардин, которые бросались врассыпную, разбрызгивая воду.
«Нигде и никогда не видел я животных, лучше приспособленных к жизни в воде, чем эти кальмары!» — восклицает Барч.
И он прав.
О приспособлениях головоногих моллюсков можно было бы написать объёмистый трактат, и ни одна глава не повторила бы другую, в каждом разделе речь шла бы о новом чудо-средстве, помогающем выжить в борьбе за место под солнцем.
Все без исключения головоногие моллюски — хищники и хищники весьма прожорливые. «Габариты» жертвы их не смущают: головоногие нападают даже на животных, в несколько раз превышающих их своими размерами. Это, без сомнения, самые агрессивные и воинственные обитатели морей. В вечном круговороте «колеса жизни» они играют роль далеко не последней спицы. Невидимыми, но прочными нитями биологических взаимоотношений связаны цефалоподы со всеми обитателями океана. Они поедают множество рыб и крабов и сами дают пищу миллионам пожирающих их хищников: тут и рыбы — акулы, мурены, тунцы, макрели, треска; тут и птицы — альбатросы, поморники, пингвины; и морские звери — киты, дельфины и тюлени.
Что и говорить — врагов много. Но головоногие не сдаются без борьбы: они отлично вооружены. Их щупальца усажены сотнями присосок, а у многих кальмаров — также и когтями, острыми и кривыми, как у кошек. Зубов нет, но есть клюв.
Роговой, крючковатый, он без труда прокусывает рыбью кожу и панцири крабов, протыкает насквозь даже прочные раковины двустворчатых моллюсков. Каракатица может раздробить клювом панцирь большого рака или череп рыбы, вдвое более крупной, чем сама. Четырёх-шестикилограммовые кальмары легко перекусывают проволочную леску спиннинга, и поэтому опытные спиннингисты, желая «поудить» спрутов, применяют прочную стальную жилку.
Дэвид Дункан, сотрудник Американского музея естественной истории, во время экспедиции к берегам Перу и Чили наблюдал, как десятипудовые кальмары дозидикусы перекусывали и стальные лески.
Пронзённый острогой, кальмар грызёт её клювом с такой яростью, что только щепки летят. Дозидикусы охотятся на четырёхпудовых тунцов и объедают гигантскую рыбину до чиста, не трогают лишь голову.
Мышцы, приводящие в действие могучие челюсти этих кальмаров, — плотный и довольно увесистый комок мускулов размером с кулак тяжеловеса.
О силе щупалец головоногих говорит следующий эпизод.
В Брайтонском аквариуме в Англии экспериментировали с небольшим, размером в фут, осьминогом. Служитель опускал в бассейн краба, привязанного к бечёвке, а натуралист наблюдал внизу, сидя у стекла.
Как только краб коснулся воды, осьминог пулей выскочил из своего угла и схватил его, вырвав бечёвку из рук служителя.
— Давайте другого краба, — сказал натуралист. — И держите крепче.
Опустили второго краба. Осьминог с вожделением посматривал на него, но не хотел расстаться с первой добычей. Краб, покачиваясь, приближался. В осьминоге, казалось, боролись два чувства — жадность и благоразумие.
Жадность восторжествовала. Удерживая пойманного краба семью лапами, он протянул восьмую вверх и схватил новое угощение. Как огромная гусеница, щупальце поползло вверх по бечёвке. Бечева туго натянулась.
— Эй! Не тяните так верёвку! — крикнул натуралист служителю: он думал, что бечёвку потянул к себе человек.
— Это не я, сэр. Это осьминог. Он такой сильный, "то я боюсь не оборвётся ли бечёвка.
— Хорошо. Тогда держите её крепче: посмотрим оборвёт ли?
Рывок, ещё рывок. Осьминог дёрнул третий раз, и бечёвка лопнула!
В том же аквариуме осьминоги, случалось, выдёргивали пробки из сливных отверстий на дне бассейна. Вода устремлялась вниз по канализационным трубам, и безрассудные геркулесы оставались на суше.
Исследовательское судно «Альбатрос», на борту которого работал Барч, стояло на рейде в порту Джоло. Зоологи ловили на свет морских животных. Электрическую лампу, герметически запаянную в стеклянный шар опустили в чёрные волны океана. Тучи мелких рачков, червей и рыб кружились вокруг лампы, очарованные её светом.
Казалось, они исполняли мистический танец поклонения электрическому «солнцу», бессильные оторвать восхищённый взор от сияющего великолепия. Миллионы существ втягивались в крутящийся" хоровод — «колесо жизни», кто-то удачно назвал его.
Вот на освещённой сцене появились новые исполнители: косяк сардин бросился в безумной алчности ловить червей и рачков. А на окраинах «колеса» в сумерках меркнущего света сновали более крупные рыбы, хватая мелких хищников, пожиравших добычу в центре круга. Время от времени смутные очертания большой акулы вклинивались в бешеный хоровод жизни, нарушая его правильное течение.
Вдруг блестящие стрелы пронзили освещённый круг — это были удивительные существа, не похожие ни на кого. С быстротой молнии проносились они сомкнутым строем вперёд и назад, подобно гигантскому челноку, ткущему сине-чёрную пряжу волн. Во всех направлениях скользили они с равной скоростью, меняя курс резким рывком и без всякого усилия. Бросаясь стрелой к лампе, хватают щупальцами рыбу, останавливаются на мгновение, чтобы тут же задним ходом метнуться снова в бездонный мрак пучины.
Убивать, убивать, убивать! — то были кровожадные пираты. Укус в затылок — и рыба мертва. Щупальца бросают её (вертясь, опускалась она в чёрную глубину) и хватают другую, клюв прокусывает череп, а алчные руки тянутся за новой жертвой.
Часто в стремительном броске кальмары проносились над морем, и их сифоны, работая вхолостую, с шипением засасывали воздух.
Зоологи с «Альбатроса» хотели подцепить лолиго на многоякорные крючки — снасть, которой ловят кальмаров в Ньюфаундленде.
«Но филиппинские лолиго отказывались подцепляться. Они лишь бросались к нашему изобретению, следуя за ним на безопасном расстоянии: видно, считали ниже своего достоинства повиснуть на крючке. Срывали с него небольшую рыбку-наживку и благополучно удирали.
Кому-то пришла блестящая мысль бросить с бимса накидную сеть, чтобы они запутались в ней. Попытались и обнаружили, что наши кальмары обладают смышлённостью, равноценной их молниеносным движениям.
Запутались ли они? О, нет. Ни один из тысячи! Великолепные пловцы, казалось, забавлялись, проносясь стрелой через дыру в нашем неводе, и мы с наслаждением следили за этой игрой».
Через отверстие шириной в восемнадцать дюймов один за другим, подобно снарядам, выброшенным из скорострельного орудия, пролетали животные-молнии.
Время от времени косяк подходил к поверхности и останавливался. Затем погружался в глубину, появлялся вновь и выстраивался ровными рядами за внешней стороной сети, опускался ниже её и выскакивал во внутренний круг, ограждённый сетью, чтобы напасть на стаю сардин, которые бросались врассыпную, разбрызгивая воду.
«Нигде и никогда не видел я животных, лучше приспособленных к жизни в воде, чем эти кальмары!» — восклицает Барч.
И он прав.
О приспособлениях головоногих моллюсков можно было бы написать объёмистый трактат, и ни одна глава не повторила бы другую, в каждом разделе речь шла бы о новом чудо-средстве, помогающем выжить в борьбе за место под солнцем.
Все без исключения головоногие моллюски — хищники и хищники весьма прожорливые. «Габариты» жертвы их не смущают: головоногие нападают даже на животных, в несколько раз превышающих их своими размерами. Это, без сомнения, самые агрессивные и воинственные обитатели морей. В вечном круговороте «колеса жизни» они играют роль далеко не последней спицы. Невидимыми, но прочными нитями биологических взаимоотношений связаны цефалоподы со всеми обитателями океана. Они поедают множество рыб и крабов и сами дают пищу миллионам пожирающих их хищников: тут и рыбы — акулы, мурены, тунцы, макрели, треска; тут и птицы — альбатросы, поморники, пингвины; и морские звери — киты, дельфины и тюлени.
Что и говорить — врагов много. Но головоногие не сдаются без борьбы: они отлично вооружены. Их щупальца усажены сотнями присосок, а у многих кальмаров — также и когтями, острыми и кривыми, как у кошек. Зубов нет, но есть клюв.
Роговой, крючковатый, он без труда прокусывает рыбью кожу и панцири крабов, протыкает насквозь даже прочные раковины двустворчатых моллюсков. Каракатица может раздробить клювом панцирь большого рака или череп рыбы, вдвое более крупной, чем сама. Четырёх-шестикилограммовые кальмары легко перекусывают проволочную леску спиннинга, и поэтому опытные спиннингисты, желая «поудить» спрутов, применяют прочную стальную жилку.
Дэвид Дункан, сотрудник Американского музея естественной истории, во время экспедиции к берегам Перу и Чили наблюдал, как десятипудовые кальмары дозидикусы перекусывали и стальные лески.
Пронзённый острогой, кальмар грызёт её клювом с такой яростью, что только щепки летят. Дозидикусы охотятся на четырёхпудовых тунцов и объедают гигантскую рыбину до чиста, не трогают лишь голову.
Мышцы, приводящие в действие могучие челюсти этих кальмаров, — плотный и довольно увесистый комок мускулов размером с кулак тяжеловеса.
О силе щупалец головоногих говорит следующий эпизод.
В Брайтонском аквариуме в Англии экспериментировали с небольшим, размером в фут, осьминогом. Служитель опускал в бассейн краба, привязанного к бечёвке, а натуралист наблюдал внизу, сидя у стекла.
Как только краб коснулся воды, осьминог пулей выскочил из своего угла и схватил его, вырвав бечёвку из рук служителя.
— Давайте другого краба, — сказал натуралист. — И держите крепче.
Опустили второго краба. Осьминог с вожделением посматривал на него, но не хотел расстаться с первой добычей. Краб, покачиваясь, приближался. В осьминоге, казалось, боролись два чувства — жадность и благоразумие.
Жадность восторжествовала. Удерживая пойманного краба семью лапами, он протянул восьмую вверх и схватил новое угощение. Как огромная гусеница, щупальце поползло вверх по бечёвке. Бечева туго натянулась.
— Эй! Не тяните так верёвку! — крикнул натуралист служителю: он думал, что бечёвку потянул к себе человек.
— Это не я, сэр. Это осьминог. Он такой сильный, "то я боюсь не оборвётся ли бечёвка.
— Хорошо. Тогда держите её крепче: посмотрим оборвёт ли?
Рывок, ещё рывок. Осьминог дёрнул третий раз, и бечёвка лопнула!
В том же аквариуме осьминоги, случалось, выдёргивали пробки из сливных отверстий на дне бассейна. Вода устремлялась вниз по канализационным трубам, и безрассудные геркулесы оставались на суше.