Радужная мимика спрута
Хроматофоры головоногих содержат чёрные, коричневые, красно-бурые, оранжевые и жёлтые пигменты. Самые крупные — тёмные хроматофоры, в коже лежат они ближе к поверхности. Самые мелкие — жёлтые.
Каждый моллюск наделён хроматофорами только трёх каких-нибудь цветов: коричневыми, красными и жёлтыми, либо чёрными, оранжевыми и жёлтыми. Их сочетание, конечно, не может дать всего разнообразия оттенков, которыми знамениты головоногие моллюски. Металлический блеск, фиолетовые, серебристо-голубые, зелёные и голубовато-опаловые тона сообщают их коже клетки особого рода — иридиоцисты. Они лежат под слоем хроматофоров и за прозрачной оболочкой прячут множество блестящих пластиночек. Иридиоцисты заполнены, словно комнаты смеха в парках, рядами зеркал, целой системой призм и рефлекторов, которые отражают и преломляют свет, разлагая его на великолепные краски спектра.
Богатством расцветок и совершенством маскировки головоногие моллюски далеко превосходят прославленного хамелеона. Он просто был бы посрамлён, как несчастный Марсий лучезарным Аполлоном, если бы задумал состязаться в игре красок с осьминогом или каракатицей.
Раздражённый осьминог из пепельно-серого через секунду может стать чёрным и снова превратиться в серого, продемонстрировав на своей коже все тончайшие переходы и нюансы в этом интервале красок. Бесчисленное разнообразие оттенков, в которые окрашивается тело осьминога, можно сравнить лишь с изменчивым цветом вечернего неба и моря.
К этой изумительной игре красок осьминоги прибегают в критические минуты жизни, чтобы ошеломить, напугать врага.
«Если вы, — пишет Олдридж, — заметив осьминога, начнёте толкать его ружьём, он постарается отпугнуть вас, все время меняясь в окраске, а это чудесное зрелище. Он будет сгибаться и извиваться, раздувать своё тело так, чтобы показаться огромным, будет вытягивать, шевелить и вновь сокращать свои щупальца, делать вид, что готов напасть на вас; он начнёт выпучивать и закатывать большие глаза, видимо, пытаясь убедить вас в достоверности всех страшных историй, рассказываемых про него.
И если это не устрашило вас, тогда он обдаст вас чернильной струёй и в смятении исчезнет с такой невероятной быстротой, что оставит вас в недоумении: почему ему сразу не начать было с бегства?»
Изменение цвета кожи — своего рода мимический язык спрута. Игрой красок он выражает свои чувства — и страх, и раздражение, напряжённое внимание, и любовную страсть. Фейерверком цветовых вспышек угрожает соперникам, привлекает самку.
Кальмары тоже выражают страхи и радости игрой красок. Их калейдоскоп чувств составлен из золотисто-оранжевых и буро-красных тонов. Когда кальмара не обуревают эмоции, он бесцветен и полупрозрачен, как матовое стекло. Тогда чернильный мешок чёрным провалом зияет на молочном теле животного-призрака.
Раздражаясь, кальмар становится пунцовым или оливково-бурым, и его «чернильница» исчезает за потемневшими покровами.
Каждый моллюск наделён хроматофорами только трёх каких-нибудь цветов: коричневыми, красными и жёлтыми, либо чёрными, оранжевыми и жёлтыми. Их сочетание, конечно, не может дать всего разнообразия оттенков, которыми знамениты головоногие моллюски. Металлический блеск, фиолетовые, серебристо-голубые, зелёные и голубовато-опаловые тона сообщают их коже клетки особого рода — иридиоцисты. Они лежат под слоем хроматофоров и за прозрачной оболочкой прячут множество блестящих пластиночек. Иридиоцисты заполнены, словно комнаты смеха в парках, рядами зеркал, целой системой призм и рефлекторов, которые отражают и преломляют свет, разлагая его на великолепные краски спектра.
Богатством расцветок и совершенством маскировки головоногие моллюски далеко превосходят прославленного хамелеона. Он просто был бы посрамлён, как несчастный Марсий лучезарным Аполлоном, если бы задумал состязаться в игре красок с осьминогом или каракатицей.
Раздражённый осьминог из пепельно-серого через секунду может стать чёрным и снова превратиться в серого, продемонстрировав на своей коже все тончайшие переходы и нюансы в этом интервале красок. Бесчисленное разнообразие оттенков, в которые окрашивается тело осьминога, можно сравнить лишь с изменчивым цветом вечернего неба и моря.
К этой изумительной игре красок осьминоги прибегают в критические минуты жизни, чтобы ошеломить, напугать врага.
«Если вы, — пишет Олдридж, — заметив осьминога, начнёте толкать его ружьём, он постарается отпугнуть вас, все время меняясь в окраске, а это чудесное зрелище. Он будет сгибаться и извиваться, раздувать своё тело так, чтобы показаться огромным, будет вытягивать, шевелить и вновь сокращать свои щупальца, делать вид, что готов напасть на вас; он начнёт выпучивать и закатывать большие глаза, видимо, пытаясь убедить вас в достоверности всех страшных историй, рассказываемых про него.
И если это не устрашило вас, тогда он обдаст вас чернильной струёй и в смятении исчезнет с такой невероятной быстротой, что оставит вас в недоумении: почему ему сразу не начать было с бегства?»
Изменение цвета кожи — своего рода мимический язык спрута. Игрой красок он выражает свои чувства — и страх, и раздражение, напряжённое внимание, и любовную страсть. Фейерверком цветовых вспышек угрожает соперникам, привлекает самку.
Кальмары тоже выражают страхи и радости игрой красок. Их калейдоскоп чувств составлен из золотисто-оранжевых и буро-красных тонов. Когда кальмара не обуревают эмоции, он бесцветен и полупрозрачен, как матовое стекло. Тогда чернильный мешок чёрным провалом зияет на молочном теле животного-призрака.
Раздражаясь, кальмар становится пунцовым или оливково-бурым, и его «чернильница» исчезает за потемневшими покровами.